Год проевропейских протестов. Как изменилась Грузия?

Исполняется год с начала проевропейских протестов в Грузии. 28 ноября 2024 года премьер-министр Ираклий Кобахидзе объявил о приостановке переговоров о вступлении в ЕС до 2028 года. Вслед за этим в Грузии начались массовые протесты, которые с разной степенью интенсивности продолжаются вот уже год. Грузинские власти ответили на народное недовольство ужесточением законодательства и усилением репрессий. Как изменилась Грузия за этот год и что из себя сегодня представляет проевропейское движение сопротивления — спросим у руководителя Центра европейских исследований Фонда Рондели Кахи Гоголашвили и грузинского политолога Гии Хухашвили.

Год проевропейских протестов. Как изменилась Грузия?

— Батоно Каха, как изменилась Грузия с 28 ноября 2024 года, со дня приостановки евроинтеграции?

Каха Гоголашвили: Конечно, Грузия однозначно меняется к худшему. Я бы не сказал, что она была в идеальном состоянии год назад, до 28 ноября 2024 года. Проблемы появились, начиная, наверное, с 2021-2022-го годов.

Но именно с этой даты, после объявления господином Кобахидзе о заморозке или отмене практически европейской интеграции Грузии, то есть интеграции в Европейский Союз, можно сказать, что страна пошла по наклонной вниз по всем параметрам. В первую очередь это касается демократии и прав человека, это касается институциональной стабильности, человеческого развития, я бы сказал, также человеческого капитала.

Каха Гоголашвили

Самое главное, что в Грузии практически не существует политической стабильности. И страна катится в направлении жесткого авторитаризма, если можно назвать, легального авторитаризма, где принимаются уже законы, которые узаконивают автократию. Состояние, в котором Грузия находилась последние годы, это была фасадная демократия. То есть законы все-таки были демократические, потому что выполнялись обязательства перед ЕС, международным сообществом, Советом Европы. Правда, как эти законы выполнялись — другой вопрос. Сейчас уже налицо попытка установить легальный авторитаризм, где он будет вполне законным, конституционным явлением. Но Конституцию они пока изменить не могут, потому что у них нет конституционного большинства в парламенте. Наверное, грузинские власти попытаются провести новые выборы в условиях запрета политических партий, в условиях отмены плюрализма политического. И вот в таких условиях они попытаются набрать себе большинство, чтобы изменить и Конституцию в этом направлении.

— Интенсивность протестов спала, если сравнивать с начальным периодом. При этом недовольство, судя по опросам, никуда не делось. Что из себя сегодня представляет грузинское движение сопротивления?

Каха Гоголашвили: Это, наверное, два разных вопроса. Один — это протест, есть ли он в обществе. Протест может принимать разные формы. Интенсивность спала, конечно, формы выражения протеста, может быть, уже не такие острые. Мы не видим больших очень демонстраций, мы не видим развития этого протеста — каких-то забастовок, каких-то очень активных действий и т. п. Но протест, если мы на него посмотрим с точки зрения недовольства людей, и не просто недовольства, но осознанного недовольства, когда люди начинают все лучше и точнее понимать, в чем проблема, и что правительство делает не так, как следует.

Это не то что никуда не делось, а выросло. И мы это можем наблюдать по выступлениям людей в разных социальных сетях. Мы видим, насколько люди уже хорошо разбираются, различают ложь от правды, насколько выросли нигилизм и скепсис в отношении любых заявлений и любых обещаний правительства. Они уже не доверяют ничему, чтобы ни было сказано из правительственных уст.

— Тогда почему мы не видим такой же интенсивности протестов?

Каха Гоголашвили: Динамика протеста вообще так. Люди выбирают, как протестовать — молчанием, голодовкой или протестовать на улице, стоять под дождем, мерзнуть, массовые протесты и тому подобное. Но если люди не видят реальный выход или реальный результат, то они этот путь или оставляют, или с меньшим энтузиазмом становятся на тот же путь. Просто раньше у людей все еще сохранялась надежда, что, может быть, массовые протесты как-то действуют на правительство, как-то пробуждают в них страх, пробуждают в них какое-то желание бороться с этой нестабильностью и как-то отвечать на требования людей. Но постепенно они убедились, и, может быть, стратегия «Грузинской мечты» в этом и заключалась, чтобы вызвать скепсис даже в отношении возможности что-то решить через массовые протесты. Скепсис, конечно, проник глубоко в сознание людей и они уже не верят, что что-то можно изменить таким образом. Думаю, из-за этого и уменьшился наплыв людей на уличных демонстрациях. Я думаю, что грузинское общество все еще ищет какие-то другие пути. Я хочу сказать, что одним из путей, конечно, было участие в выборах. Других путей пока не видно.

Еще одну вещь я отмечу. Есть определенное восприятие или надежда на то, что международное давление может повлиять таким образом, что правительство изменит свое отношение, назначит новые выборы. Но всего этого не произошло. И постепенно люди убеждаются, что это правительство абсолютно идет на самоизоляцию, оно абсолютно скептически относится к давлению международному и даже противостоит ему при помощи пропаганды. То есть такие изменения происходят и у людей тоже отношение меняется. Они начинают понимать, что старые методы, допустим, выступления, протесты, заявления и даже давление со стороны международного общества уже не действуют. И надо найти какой-то новый путь, который еще не нашли.

— Батоно Гия, перейдем к причинам спада интенсивности грузинских протестов. Оппозиционные силы намерены провести 28 ноября широкомасштабную акцию протеста в поддержку евроинтеграции. При этом в партии «Гахария — за Грузию», чей лидер, экс-премьер Георгий Гахария, который находится в Германии, заявляют, что «они не будут там, где будет «Единое нацдвижение». И дальше приведу цитату: «Ровно год назад эти акции начались с искреннего возмущения искренних людей, что, к сожалению, переросло в крайне вредные действия со стороны определённых политических сил. Эти политические силы фактически уничтожили искренний протест этих людей и увенчали всё провокацией 4 октября». Что происходит в стане оппозиции?

Гия Хухашвили: Ничего хорошего там не происходит. Дело в том, что, к сожалению, в глазах народа протест внушительный, то есть энергия там очень большая. Но, к сожалению, власти удалось его раздробить. Этот протест переместился с улиц в такое кухонное пространство, и многие наблюдают за процессами по телевизору. Почему? Потому что в этой войне, а политика — это война все-таки, когда такая ситуация острая, кризисная. И в этой войне нужны лидеры, нужны военачальники, которым люди протест доверят.

И через это потом консолидируется все, это и превращается в одну мощную энергию, которая способна, конечно, противостоять реально власти. Но, к сожалению, у нас не только власть нелегитимна, но и оппозиция нелегитимна в том плане, что доверие к оппозиции очень низкое. В принципе, цель власти заключалась именно в этом. Они никогда не говорили, что они хорошие. Бидзина всегда говорит, что, может быть, я плохой парень, но эти хуже меня в том плане, что они демонстрируют бессилие, нет никакого видения развития ситуации и так далее. И потому протест локализовался. Он никуда не ушел, конечно, он существует, но в единое течение его превратить может только лидер. А таких лидеров, к сожалению, пока что не видно. Вместо того, чтобы сфокусироваться на противостоянии власти, исходя из долгосрочных государственных проблем, эти люди занимаются склоками друг с другом. Сейчас вы процитировали заявление, оно из этой оперы, то есть мы там не будем, где будет кто-то. «Национальное движение» объявляет Гахария вообще ренегатом, теории заговора развивает, и мы ежедневно слышим вот эти склоки между собой, обвинения друг друга и так далее. Так что процесс, который сейчас мы наблюдаем, закономерен, ничего здесь особенного нет.

Гахария на акции у парламента, 4 декабря 2024 года

— В таком случае, какие инструменты сегодня остаются у грузинского общества для выражения недовольства, которое, как вы говорите, никуда не делось в условиях, когда многие лидеры оппозиции, активисты, протестующие сидят в тюрьмах, а законодательство заметно ужесточено. Что делать этим людям?

Гия Хухашвили: Что делать? У меня нет золотого ключика, чтобы в двух словах вам объяснить. Системная работа нужна. Я думаю, что существующий ныне политический класс оппозиционный абсолютно не соответствует тем стандартам, которые нужны для реального политического процесса. Нам не только апдейт нужен в этом плане, а целый апгрейд. То есть систему надо вообще перезагружать. И я надеюсь на молодое поколение. Там есть очень много интересных социальных групп, профессиональных групп, которые сами могут взять управление процессом на себя. Там очень много умных, патриотично настроенных людей. Я думаю, что сейчас настало время нового поколения. Они мне очень нравятся, потому что они любят свободу, они не боятся власти, выступают и не боятся ни ареста, ничего. Единственное, что в них меня тревожит — это неамбициозность. Я не вижу в них амбиций взять управление процессами в свои руки. Вот этим группам профессиональным и социальным нового поколения надо скоординироваться и выработать план действий.

Что касается политиков, часть из них превратилась у нас в диссиденты. Они почему-то думают, что политика — это только самопожертвование. То есть если они сидят в тюрьме, думают, что это хорошо. Но это чистое диссидентство, так политику никто не делает. Бидзину этим не напугать. Ну да, некий дискомфорт сейчас Бидзина чувствует, но это только дискомфорт, не более того. Часть из них стала просто комментаторами. В неделю раз появляются по телевизору и свои умные мысли нам озвучивают. Часть из них вообще где-то за границей. Так что на них смотреть? Они не способны, нет у них никаких ресурсов этот процесс превратить во что-то реальное, эффективное. Так что сейчас настало время нового поколения. Другого пути нет. Краткосрочных решений и иллюзий нет. Понятно, что 4 октября было большой провокацией, устроенной самой оппозицией. Кто-то здесь был провокатором, кто-то был полезным идиотом. Главное — это был удар. Удар не по власти, а именно по протесту. Так что с умом надо все делать. Политика не выстраивается на эмоциях и на каких-то живых ожиданиях. Политика выстраивается на холодную голову, стратегию и тактику, ориентированную на реальные результаты, а не просто движение. Перекрытие Руставели сейчас стало спортом каким-то. Перекрываем, да, хорошо. А что дальше? Дальше ничего.

— Батоно Каха, что дальше — наверное, этим вопросом задаются не только в Тбилиси. Грузия остается страной-кандидатом в ЕС, хотя, как отметила еврокомиссар по вопросам расширения Марта Кос, от этого статуса осталось только название. Отношения с ЕС и США сведены к минимуму. Отдельные европейские страны и Соединенные Штаты ввели санкции против отдельных грузинских чиновников, контакты с представителями власти сведены к минимуму. Как вы оцениваете эти меры, насколько они эффективны?

Каха Гоголашвили: Меры влияют, но они не могут быть полностью эффективными. Конечно, все решится в Грузии. И западные политики не обещают, что они смогут что-то переломить в Грузии, что их санкции сломают сопротивление Иванишвили к установлению авторитаризма, или что, допустим, движение Грузии в направлении России будет остановлено, потому что американский президент примет какие-то санкции. Все это, конечно, дополнительные меры. Они могут помочь населению, которое по-настоящему восстало, которое по-настоящему имеет цель и которое к этой цели идет умно, с определенной программой и политическим расчетом. Но любое движение, любое сопротивление требует хорошей команды и хорошей, я бы не сказал оппозиции, потому что уже трудно сказать, это политика или это просто народное движение — то, что происходит в Грузии.

Политика практически умерла. После того, как большая часть грузинской оппозиции отказалась участвовать в местных выборах. Успех был на ладони, понимаете, успех был очень близок, надо было просто протянуть руку. И грузинская оппозиция могла прийти к власти в местных органах в Тбилиси, в Рустави, в больших городах, может быть, в Батуми. И, конечно же, влиять потом уже на политику этих местных органов. Но они не захотели этого.

— Они говорят, что в Грузии не проводятся честные, свободные и конкурентные выборы.

Каха Гоголашвили: Они могут говорить все, что хотят в свое оправдание. Конкурентных выборов не проводится даже во многих демократических странах. И, конечно, в Грузии ни одни выборы не были по-настоящему конкурентными. И, конечно, было очень много нарушений -административный ресурс, были и запугивания, и силовики участвовали в них, и вмешательство со стороны, допустим, внешних каких-то врагов Грузии, например, России и тому подобное. Все это было всегда. Но это не причина, чтобы от участия в выборах отказалась политическая партия. Политическая партия должна сделать максимум. Это раз.

Второе — протест сам по себе не может существовать без политического процесса. Протест должен поддержать политический процесс. Если этого нет, то это уже революция, восстание, хаос или это уже такой revolt, который неизвестно, чем закончится, или военный переворот и т. п. Для всего этого, даже если кто-то на это надеется, нет никаких ресурсов. Авторитарное государство довольно сильно закрутило все винтики и возможности какого-то силового решения проблемы не существует. Поэтому единственное — это было принять те, может быть, выборы со слабой легитимностью, но лучше выборы, чем… Есть такое выражение, что плохой мир лучше хорошей войны. Вот плохие выборы лучше хорошего переворота или лучше хорошего хаоса. Я думаю, что тут очень много можно спорить и трудно сейчас кому-то что-то доказать.

Но вопрос в том, что политический процесс сведен до минимума в Грузии, и сейчас надо найти новый выход. Во-первых, выходом может быть появление новых политических партий, более рациональных, мыслящих стратегически, способных на какие-то инновационные решения, компромиссы. И самое главное — доверие населения, доверие людей. Сегодня, например, 70% грузинского населения оппозиционно настроено, у «Грузинской мечты» поддержка где-то 30–35% максимум. Но если посмотреть на эти 70%, поддерживают ли они оппозиционные партии, неизвестно. То есть эти 70% — это протестный электорат, но это не означает, что они отдадут голоса за какие-нибудь оппозиционные партии. Они могут остаться в стороне, не пойти вообще на выборы. Тем более, что оппозиционные партии призывают не идти на выборы. И даже сейчас, когда уже пропустили одни выборы и возможность управления местными органами, идут разговоры в некоторых политических партиях, что если нам не предоставят абсолютно демократические условия на выборах, не дадут возможность иметь наблюдателей международных, иметь все инструменты, которые необходимы для свободных и справедливых выборов, то мы не пойдем на такие выборы. В первую очередь надо говорить не о том, что они не пойдут на выборы, а надо говорить о том, что мы будем бороться, чтобы эти выборы были проведены в справедливых условиях. Но они могут в этой борьбе чего-то добиться, чего-то не добиться. В любом случае, в конечном счете они должны мобилизовать как можно больше людей и повести их на выборы. Политические партии должны заниматься этим.

Совершенно согласен с господином Гией, что не их дело выступать по телевизору в роли каких-то аналитиков. Есть тенденция такая, что каждый день они выступают по телевизору и жалуются. Просто жалуются на нынешнюю власть, при этом не проникая в какие-то глубинные причины и не предлагая чего-то нового, например, что бы ты изменил — дискурс не об этом. Вместо того, чтобы делать это, они просто жалуются, что вот какие плохие в «Грузинской мечте», как они врут и т. п. Это уже не работает. Я очень извиняюсь, я долго терпел, не критиковал вообще политические партии, старался не делать этого. Особенно пока была возможность того, что они могут принять участие в выборах. В конечном счете лучше отдать голос оппозиционной партии, какой бы слабой она ни была, чем оставить этот голос правящей партии, которая точно ведет страну не в Европейский союз и, возможно, даже прямо в Россию. Но сейчас можно сказать, что перемены, в первую очередь, должны наступить на этом фронте. Перелом должен настать именно на поле политической борьбы и появиться новые партии, новые люди или хотя бы новые идеи, которые структурируют эту борьбу и поставят все на место, ведут к цели, покажут инструменты. А то каждый день ломать головой асфальт на проспекте Руставели — в конечном счете, конечно, будет уменьшаться количество людей, которые уже не хотят ломать головой этот асфальт, потому что это ничего не дает.

Проспект Руставели, 6 ноября 2025 года

— Батоно Гия, говоря о 70% критически настроенных гражданах Грузии, о которых упомянул батони Каха, как на них может повлиять возможная отмена безвизового режима с Евросоюзом? Недавно Совет ЕС одобрил новые правила приостановки безвиза. И главный кандидат, к которому одним из первых может быть применен этот инструмент — Грузия. Как это повлияет на политическую динамику и протест в стране?

Гия Хухашвили: Однозначно, большинство людей ответственность за это возложит на власть. И это усилит, конечно же, протестные настроения, будет наблюдаться некая активизация этого всего. Но опять же, дело в том, что протест и сейчас очень мощный. Но если его не консолидировать, не капитализировать эту энергию и не превратить во что-то единое, это всё впустую получается, потому что безвиза нет во многих авторитарных странах и ничего там не случается. Почему? Потому что там протест консолидировать не удаётся. Так что возвращаемся к одной и той же теме. Для того, чтобы этот протест создал реальные проблемы власти и обеспечил какие-то радикальные изменения в стране, чтобы страна вернулась в русло нормального европейского развития, что, кстати, у нас прописано в Конституции, для этого нам нужен реальный политический процесс, которого нет.

Нет почему? Потому что нет консолидирующего элемента, то есть вокруг чего всё это происходит. Одной идеей сыт не будешь, как говорится. Кто-то должен взять знамя этой идеи в руки, кому-то люди должны доверять, и он же должен представить какой-то план реалистичный действий, а дальше всё будет нормально. Но дело в том, что этого не случается. То есть нет в истории войн на земле таких случаев, чтобы армия, укомплектованная даже самыми знаменитыми героями, выиграла войну без полководца. Такого не бывает в природе. Так что опять возвращаемся к тому вопросу, что раз политика умерла, ничего происходить не будет. Будет перманентный кризис, но этот кризис такой, что власть уже адаптировалась к нему и играет в кошки-мышки со всеми. Их вполне устраивает.

У них нет цели, чтобы люди их любили. У них цель -удержаться у власти и пусть люди на своих кухнях судачат, о чём хотят. Это сейчас, а завтра, когда всё пойдёт на третий этап, то есть когда они уже захотят диктатуру превратить в тоталитаризм, тогда займутся и тем, чтобы мы на кухне особенно не судачили, и уже будут контролировать личную жизнь. Но пока что до этого не дошли. Их пока что вполне устраивает та конъюнктура, которая складывается в стране.

— Вы говорили о кухне. Я хочу вас спросить, скорее, про холодильник. В критическом отчёте о расширении Европейского союза, который Еврокомиссия представила в ноябре, говорится, что у Грузии за прошедший год зафиксирован самый заметный среди всех стран-кандидатов в ЕС рост ВВП — 9,4%. Во-первых, чем он обусловлен? Во-вторых, насколько ВВП отражает рост всеобщего благополучия? То есть, насколько холодильник перевешивает все остальные соображения?

Гия Хухашвили: Инфляция у нас перекрывает так называемый экономически рост. Здесь очень много субъективных параметров, в том числе те картины на полмиллиарда, которые Бидзина без налога транзитом перевез в Грузию, это тоже в эту копилку. В принципе, мы страна потребителей. Рост экономики — это не реальный сектор экономики. И это всё привязано к России на сегодняшний день. Всё это временно, понятно. Инфляция всё это перекрывает. То есть, рост цен такой, что социальные риски с этим так называемым ростом не то что уменьшаются, а наоборот, увеличиваются. У нас мандарины стоят 6–7 лари, хотя год назад 2 стоили.

200–300% рост на отдельные виды пищевых продуктов. Когда такая инфляция, о каком экономическом росте и о каком благополучии можно вообще говорить? Наоборот, социальные риски катастрофически возрастают в стране. Это тоже, конечно, повод для беспокойства. И люди беспокоятся, но куда им пойти, куда им деваться? Да, Бидзина плохой, а кто хороший? Никто. Все плохие, вот в чём проблема.

— Тбилиси в настоящий момент находится с западными партнерами в режиме вялотекущей холодной войны. Кто сегодня союзники «Грузинской мечты»?

Гия Хухашвили: Союзники Тбилиси — страны в основном так называемой суверенной демократии российского типа, то есть реальные диктатуры с доминирующей политической силой и ручной оппозицией. Какие это страны? Это Россия в первую очередь, какие-то отношения пошли с арабским миром, это Китай в некоторой степени, это, может быть, страны Закавказья, у которых свои интересы. Это Турция, у которой тоже свои интересы в Грузии. То есть Грузия сама по себе потеряла субъектность в международных отношениях. Мы не являемся уже субъектом. Это территория, квазигосударственное формирование, которое надо сейчас разделять по интересам разным странам. И, в принципе, они так и делят сейчас. Было очень много форумов международных и в Азии, и в Европе, куда приглашали даже страны Центральной Азии и обе южнокавказские республики — Армению и Азербайджан.

Грузию никуда не приглашают уже давно. А почему? Почему даже в Китае проходили форумы, а Грузию не приглашали? А Армения, Азербайджан и страны Центральной Азии там были представлены. Потому что мы потеряли субъектность. Здесь о партнёрстве уже говорить не приходится. Мы просто мальчики на побегушках уже у так называемых партнёров. В первую очередь России, которая в принципе уже контролирует и социально-экономическую жизнь, и общественно-политическую. Контролирует давно. Мы сейчас уже должны говорить не о Бидзине, что он будет делать, а думать о том, что будет делать Путин в Грузии, потому что контроль практически стопроцентный уже. Это видно. Все по российским лекалам происходит — и система управления абсолютно копируется, и экономическая экспансия идёт, и информационная экспансия идёт, и миграционная экспансия идёт. Мы интегрируемся прямо в Российскую империю. Это очевидно. Этого власть не признаёт и ещё дурит народ разными манипуляциями кгбшными. Но реально это всё происходит.

— Я хочу вас спросить про обладателя этой власти, неформального правителя Грузии, миллиардера Бидзину Иванишвили. Он не раз публично сетовал на то, что не может получить доступ к сотням миллионов долларов своих средств, которые заблокированы в швейцарских банках, что таким образом действуют санкции Deep State. Недавно, 24 ноября, Иванишвили одержал очередную победу над Credit Suisse в британском Судебном комитете Тайного совета. Однако он вряд ли, как говорят его адвокаты, получит доступ к средствам из-за американских санкций, которые были введены против него 27 декабря 2024 года. Что это значит для грузинской демократии, как бы это пафосно ни звучало?

Гия Хухашвили: Ничего хорошего не значит, когда человек, владеющий страной, оказывается под санкциями в тех странах, куда мы как бы стремимся. Что в этом хорошего? Это плохо, конечно.

Бидзина Иванишвили

— Но он закручивает гайки, чтобы переговоры какие-то вести с этими самыми странами, заставить их пойти на уступки?

Гия Хухашвили: Понимаете, в чём дело? Бидзина же тоже не в таком хорошем положении. Он выбирает из двух зол меньшее. Ему приходится просто. С одной стороны, на весах его благополучие некое, то есть временные хотя бы риски благополучия и проблемы с активами какими-то. Но, с другой стороны, на весах его безопасность. Он боится Путина, потому что он влез очень глубоко уже в эту игру. Увяз в этой трясине, настолько он лоялен уже.

В принципе, Путин может напоить его чаем, к примеру, полониевым. Так что у него особого выбора нет, он тоже трагичен. Вы что думаете, что он сейчас очень счастлив? Нет, это не так. Но у него выбора не осталось. Он сам залез в такую трясину, что сейчас выбраться оттуда уже не может.

Подписывайтесь на нас в соцсетях

• Facebook
• Telegram
• Instagram
• X (Twitter)
• Youtube
• TikTok
• Spotify